Дивная hrivelote
Jan. 13th, 2008 02:08 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
getnewpostChildfree
Childfree
Когда я захожу в кафе и вижу за столиком людей с детьми, то выбираю место к ним спиной. Когда я захожу в парк и вижу много людей с детьми, я выхожу из парка. Когда я захожу в метро и вижу детей на скамейке, я иду в другой конец вагона. Наверное, у психиатров есть для этого специальное слово. А я просто хочу быть свободной от присутствия детей. Потому что дети - они такие маленькие, такие мягкие, такие зайки и цветочки; они пахнут молоком (ненавижу молоко кстати) и карамелью (карамель ненавижу), хочется их схватить, прижать,
обернуть платком, и бежать, бежать,
через темный лес, сбивая ноги, от огней подальше, от собачьего лая,
озираясь, скуля, замирая, туда, где родители не достанут.
Зарывать их в мох и потом караулить, отгоняя нечисть и комаров.
И твердить в помешательстве: не отдам, не отдам девочку, не отдам мальчика,
зная, что не моё, что догонят, отнимут, и вилы в бок, чтоб не скалилась, чтоб не зарилась, чтоб не портила, не пугала чтоб.
Не впивалась чтобы губами в лоб,
не баюкала, не качала,
от нежности не дичала,
не доила кровавое молоко,
не водила по полю далеко,
где васильки и где маков цвет,
и не грела чтоб, не любила, нет.
И всё время сбиваюсь на белый стих;
есть специальное слово: псих.
И вот, такая вся чайлдфри, ем в кафе свой картофель фри,
сидя спиною к гостям с детьми, чувствуя всеми своими костьми,
как дышат дети с ясными лицами, как бьются венки между ключицами.
Вот они, фрукты чужой любви, - ходят, двигаются, говорят, так и должно быть, так и должно.
Только в моей любви, как в домино: пусто-пусто семь раз подряд.
Женщины с бедрами чуть пошире милым моим сыновей рожают,
а я привыкла, что я чужая, но иногда меня накрывает: хочется тупо мочить в сортире женщин с бедрами чуть пошире.
Хватать детей, завернув в платок, бежать через город и через лес, стыда не ведая, страха без,
и огрызаться седой волчицей, когда с дрекольем, когда с милицией.
И это глупо, и это дико - видеть, как горе мое многолико,
оно толпится, оно хохочет, оно повсюду меня не хочет.
Я б стала спокойной, как Лао-Цзы, но меня перманентно ебут отцы,
ебут, а потом уезжают к детям ну и еще к матерям вот этим.
И я говорю себе: не ори, ты не такая, ты чайлдфри.
Childfree
Когда я захожу в кафе и вижу за столиком людей с детьми, то выбираю место к ним спиной. Когда я захожу в парк и вижу много людей с детьми, я выхожу из парка. Когда я захожу в метро и вижу детей на скамейке, я иду в другой конец вагона. Наверное, у психиатров есть для этого специальное слово. А я просто хочу быть свободной от присутствия детей. Потому что дети - они такие маленькие, такие мягкие, такие зайки и цветочки; они пахнут молоком (ненавижу молоко кстати) и карамелью (карамель ненавижу), хочется их схватить, прижать,
обернуть платком, и бежать, бежать,
через темный лес, сбивая ноги, от огней подальше, от собачьего лая,
озираясь, скуля, замирая, туда, где родители не достанут.
Зарывать их в мох и потом караулить, отгоняя нечисть и комаров.
И твердить в помешательстве: не отдам, не отдам девочку, не отдам мальчика,
зная, что не моё, что догонят, отнимут, и вилы в бок, чтоб не скалилась, чтоб не зарилась, чтоб не портила, не пугала чтоб.
Не впивалась чтобы губами в лоб,
не баюкала, не качала,
от нежности не дичала,
не доила кровавое молоко,
не водила по полю далеко,
где васильки и где маков цвет,
и не грела чтоб, не любила, нет.
И всё время сбиваюсь на белый стих;
есть специальное слово: псих.
И вот, такая вся чайлдфри, ем в кафе свой картофель фри,
сидя спиною к гостям с детьми, чувствуя всеми своими костьми,
как дышат дети с ясными лицами, как бьются венки между ключицами.
Вот они, фрукты чужой любви, - ходят, двигаются, говорят, так и должно быть, так и должно.
Только в моей любви, как в домино: пусто-пусто семь раз подряд.
Женщины с бедрами чуть пошире милым моим сыновей рожают,
а я привыкла, что я чужая, но иногда меня накрывает: хочется тупо мочить в сортире женщин с бедрами чуть пошире.
Хватать детей, завернув в платок, бежать через город и через лес, стыда не ведая, страха без,
и огрызаться седой волчицей, когда с дрекольем, когда с милицией.
И это глупо, и это дико - видеть, как горе мое многолико,
оно толпится, оно хохочет, оно повсюду меня не хочет.
Я б стала спокойной, как Лао-Цзы, но меня перманентно ебут отцы,
ебут, а потом уезжают к детям ну и еще к матерям вот этим.
И я говорю себе: не ори, ты не такая, ты чайлдфри.
